Копаясь в компьютере...

...нашёл один свой странный рассказик. Прочёл, и понял, что мне за него не стыдно. Выложу-ка:

Условно

Я даже и не подозревал о существовании этого бара, и если бы в военкомате сразу бы выдали необходимые архивные документы, то и не узнал бы о нем вовсе. Вывеска размером немного превышала визитную карточку, а развеянные временем и событиями буквы на ней далеко не сразу собирались в слова. Название было неброским, незапоминающимся, и потому не нуждающимся в упоминании здесь. Вход со двора, дверь с дверной ручкой была сделана, видимо, по эскизу ближайших подъездов.
Внутри оказалось неожиданно чисто, но скорее это объяснялось скромным числом посетителей, нежели изрядным старанием местного обслуживающего персонала. Персонал в лице симпатичной молодой, но неожиданно апатичной девушки и малого парня-сделай-то вообще старался не показываться на глаза, и это получалось у них хорошо. За темной деревянной барной стойкой стоял темный и практически деревянный с виду бармен, который тем не менее ловко расставлял вытертые чистые бокалы по кантику стеклянной витрины. Зал внутри был небольшим, незанятым и на четверть, а ведь на улице лил дождь, и день уже заканчивался. Реквизит был подобран в комплект к входной двери и бармену, и не засорял вашу память своим присутствием. Вообщем, я поймал себя на мысли, что День Рождения я сюда справлять вряд ли приду, а вот поминки – запросто. И еще, в зале не было видно ни бомжей, ни пьяниц, ни близких к этому кругу людей. Все немногочисленные посетители были на вид люди одного круга, но казались абсолютно незнакомыми, и вели себя тихо.
При очном разговоре бармен на мое удивление не подтвердил свою внешнюю угрюмость и недружелюбие, ясно и предельно вежливо выражаясь принял мой заказ и проводил за свободный столик, хотя в данный момент в зале было труднее найти занятый. Столик был массивного дерева, слегка тронутый жизнью, но вполне приемлимый, по-крайней мере я не опасался прилипнуть к нему локтями. Бармен удалился, и еще раз окинув взглядом посетителей, я что-то заметил. Один мужчина, сидящий один, и судя по всему – давно, мне неожиданно показался знакомым. Светильник на его столе горел достаточно ярко, но изучив его лицо, я так и не вспомнил, где я его мог видеть. Можно было догадаться, что его достаточно редкие волосы когда-то были густыми, и скорее всего рыжими, плащ темно-синего цвета не выражал ничего, ботинки были в меру начищены, а брюки – не так давно поглажены. Довершал портрет старенький длинный шарф, вдвойне обернутый вокруг шеи. Словно почувствовав мой взгляд, мужчина поднял глаза, и я понял, что его взгляд я бы не забыл, если бы знал. Его взгляд был настолько же остер, насколько и чист. У взрослого человека, прожившего жизнь среди людей, не может быть такого взгляда. Он слегка опустил глаза, погасив свой внутренний свет, и каким-то неуверенным жестом пригласил присесть за свой столик. Гадая, о чем я могу с ним говорить, я пересел.
- Сюда не часто заходят посетители. – Неожиданно он сам начал разговор, и мне показалось, что он искусственно заставляет голос звучать грубее.
- Да и я собственно, тут случайно. – Я ответил как можно более нейтрально, пытаясь поймать «волну» собеседника
- А я никого и не жду. – Неожиданно просто сказал он. Я не знал, что ответить, и промолчал, кивнув головой.
- Все, кто здесь сидит, все тут случайно. Никто сюда специально не идет, но некоторые приходят часто. А некоторые – слишком часто.
- Мне трудно судить, я здесь впервые. Я и не знал, что тут бар.
- Судить всегда легко, отвечать – труднее. Люди вообще никогда не знают, что у них под боком.
- Случается. А вы часто сюда заходите?
- Случается. Может да, а может – нет. – Он говорил, как ребенок, и начал уже немного раздражать меня. Я пожалел, что пересел к нему, и начал собираться назад, за свой столик, когда он снова заговорил:
- Вы не знаете, почему люди в большинстве своем так несносно рисуют, и так хорошо считают?
- Наверное потому, что это в жизни больше пригодится. А вы как думаете?
- Пригодится, пригодится, ... Встречал я такого господина Пригодится, но не думал, что таких много.
- А вам не кажется... – я осекся, и почувствовал приближающее безумие.
- Каждому дана всего одна маленькая жизнь, а все думают о том, что пригодится. – он уже не слушал меня, он рассердился, и говорил в стол, упрямо наморщив лоб. – Так легко посадить цветок, легче разве что погубить его. Никто не думает о том, пригодится или нет цветок, это не существенно, а посмотреть можно и на картину, и в кино.
- Этого не может быть... – но я твердо знал, что может. – Вы же... Ты же...
- Вся беда в том, что вы твердите истины и правила, но никогда их не соблюдаете, а других, которые все же помнят о тех, кого они приручили, называете чудаками. Каждый в этой жизни сорвал цветов в тысячу раз больше, чем посадил. И оскорбил чаще, чем просил прощения. Вы удивительно не желаете верить в чудеса и хорошие вещи, не сомневаясь в присутствии летающих тарелок и привидений. И хуже всего то, что тот, кто побывал здесь, и видел все вокруг, не может жить нигде в другом месте.
С этими словами он неожиданно поднялся с места, и быстро вышел на улицу, и только развевающийся конец шарфа мелькнул на пороге. Я остался, но прекрасно знал, что если выбегу за ним, то увижу лишь лужи на асфальте да спешащих домой людей. И хотя все казалось бредом, его глаза выдавали его с головой.
Весь вечер дома я не мог ничего делать, и обыскав все книжные полки, так и не обнаружил Сент-Экзюпери. Библиотеки, конечно, были уже закрыты, а к друзьям с такой историей я обратиться не мог. Завтра, завтра утром я разумеется добуду эту книгу, хотя помню ее почти наизусть, и знаю, что она лишь утвердит меня в моей уверенности.Назавтра я был занят, и как-то книга немного потеснилась из головы, да и потом, что за бред? Я же не ребенок, в конце концов. И свет его глаз как-то стерся из памяти, которая за годы жизни научилась стирать то, что не нужно. Да и конечно, это был не он. Не мог быть он.